Так вот о ЗАЛЕ
Многие попрекают меня за снобизм - типа зала и зала, ну шо тут такого.
Но это, товарищи, не снобизм. Это вопрос уместности, которая никак не может уложиться в головы большинства наших сограждан.
Начну пояснение издалека.
Моя бабушка была жуткая эстетка (насколько это было возможно в то время и насколько это соответствовало образу адмиральской жены). И вот на один из дней рождений она подарила мне прекрасную хрустальную вазу, не литую, а ручной вырезки. Высокую, с талией, с серебряным горлышком. Эта ваза была похожа на породистую грузинскую княжну. Ставить в нее можно было, без сомнений, только розы. И не абы какие. Такой вот первый намек на уместность.
Я не пользовалась этим подарком около 20 лет. Ибо на фоне полинялых белорусских обоев и мебели из ободранного, поносного цвета ДСП, она смотрелась бы укором моей нищете. Молчаливым, царским, но укором. Сейчас, после долгожданного ремонта, я могу ее достать. И она делает комнату чуть более старой, чуть более достойной, она отдыхает среди моей "античной плесени". Но сделай я ремонт с обойными бордюрчиками и арочкой - ваза бы потеряла всякий стыд и точно бы завизжала, как истеричная институтка, очнувшаяся после обморока в трактире. Это какбэ снова про уместность.
Точно так же ужасно в моей доремонтной сиротской квартире смотрелись и розы. Помню жуткий случай. Мой второй муж поехал в командировку в Сочи. И привез мне оттуда коробку роз. Такую длинную транспортировочную коробку для цветов. Роз там было штук 150. Ставить их было абсолютно некуда, ибо в моем арсенале наличествовал глазурованный кувшин для сирени и пионов и стеклянная бутылка с широким горлом для всего остального.
В итоге розы стояли в голубом пластмассовом ведре. Свежие, бодрые, только что срезанные, они, сцуко, не умирали недели три и изводили меня дичайшим диссонансом, который привнесли в мое убогое жилище. Не припомню других своих эстетических страданий такого накала...
Теперь о людях.
Люди всегда были завистливы до чужого добра. И, если, к примеру, буржуи ели на серебре, то эти буржуи однозначно суки и зажрались - хотели бы есть, ели бы с пола. Тем не менее, никто был не против и сам пожрать с серебра, в засранной коммуналке, на столе, застеленном газетой. И эта практика претворяется в жизнь повсеместно. Взять, к примеру, парковые дорожки во всяких наших царских усадьбах. Это круто и красота - розоватая гранитная крошка в сочетании с зеленью идеальных газонов и цветущих холеных петуний... Но, пардон, делать такие дорожки в мегаполисе! В Питере это страшно любят. Прекрасная нежнейшая дорожка, рассчитанная на медлительный променад и штат в количестве трех садовников на 10 кв. метров, в условиях города превращается в гавно за месяц. Она служит неистощимым источником пыли, когда сухо и грязи, когда мокро. Она вытаптывается до щебенки и проклинается даже носителями говнодавов.
Неуместно.
Теперь о зале.
"Графиня вышла в жаркий от сотен пылающих свечей зал в бледно-лиловом платье, отделанном венецианскими кружевами". Вот это про зал.
Называть залом комнату в хрущевке - неуместно. Называть залом комнату, заставленную икеевской мебелью - неуместно. Называть все это еще и "залой" - извините, это деревня в худшем ее проявлении.
Но это, товарищи, не снобизм. Это вопрос уместности, которая никак не может уложиться в головы большинства наших сограждан.
Начну пояснение издалека.
Моя бабушка была жуткая эстетка (насколько это было возможно в то время и насколько это соответствовало образу адмиральской жены). И вот на один из дней рождений она подарила мне прекрасную хрустальную вазу, не литую, а ручной вырезки. Высокую, с талией, с серебряным горлышком. Эта ваза была похожа на породистую грузинскую княжну. Ставить в нее можно было, без сомнений, только розы. И не абы какие. Такой вот первый намек на уместность.
Я не пользовалась этим подарком около 20 лет. Ибо на фоне полинялых белорусских обоев и мебели из ободранного, поносного цвета ДСП, она смотрелась бы укором моей нищете. Молчаливым, царским, но укором. Сейчас, после долгожданного ремонта, я могу ее достать. И она делает комнату чуть более старой, чуть более достойной, она отдыхает среди моей "античной плесени". Но сделай я ремонт с обойными бордюрчиками и арочкой - ваза бы потеряла всякий стыд и точно бы завизжала, как истеричная институтка, очнувшаяся после обморока в трактире. Это какбэ снова про уместность.
Точно так же ужасно в моей доремонтной сиротской квартире смотрелись и розы. Помню жуткий случай. Мой второй муж поехал в командировку в Сочи. И привез мне оттуда коробку роз. Такую длинную транспортировочную коробку для цветов. Роз там было штук 150. Ставить их было абсолютно некуда, ибо в моем арсенале наличествовал глазурованный кувшин для сирени и пионов и стеклянная бутылка с широким горлом для всего остального.
В итоге розы стояли в голубом пластмассовом ведре. Свежие, бодрые, только что срезанные, они, сцуко, не умирали недели три и изводили меня дичайшим диссонансом, который привнесли в мое убогое жилище. Не припомню других своих эстетических страданий такого накала...
Теперь о людях.
Люди всегда были завистливы до чужого добра. И, если, к примеру, буржуи ели на серебре, то эти буржуи однозначно суки и зажрались - хотели бы есть, ели бы с пола. Тем не менее, никто был не против и сам пожрать с серебра, в засранной коммуналке, на столе, застеленном газетой. И эта практика претворяется в жизнь повсеместно. Взять, к примеру, парковые дорожки во всяких наших царских усадьбах. Это круто и красота - розоватая гранитная крошка в сочетании с зеленью идеальных газонов и цветущих холеных петуний... Но, пардон, делать такие дорожки в мегаполисе! В Питере это страшно любят. Прекрасная нежнейшая дорожка, рассчитанная на медлительный променад и штат в количестве трех садовников на 10 кв. метров, в условиях города превращается в гавно за месяц. Она служит неистощимым источником пыли, когда сухо и грязи, когда мокро. Она вытаптывается до щебенки и проклинается даже носителями говнодавов.
Неуместно.
Теперь о зале.
"Графиня вышла в жаркий от сотен пылающих свечей зал в бледно-лиловом платье, отделанном венецианскими кружевами". Вот это про зал.
Называть залом комнату в хрущевке - неуместно. Называть залом комнату, заставленную икеевской мебелью - неуместно. Называть все это еще и "залой" - извините, это деревня в худшем ее проявлении.
