Я вот тут вдруг тоже подумала - а что у меня с моим государством хорошего?
Почему-то не смогла вспомнить ничего.
Зато припомнилось детское пособие "до 18 лет" 99 р, в то время кг российского пластилинового сыра стоил 200...
Потом это пособие вдруг перестали платить. Выяснилось - потому, что мальчик пошел в колледж, а не учится в школе.
Еще припомнилось, как я вдруг осознала, когда ребенку было года три, что мне ни в коем случае нельзя заболеть. А тем более - умереть. И дикое облегчение, когда мальчик получил среднее специальное и устроился на работу. Господи, если что - я теперь могу отдать концы более-менее спокойно!
Моей знакомой Наташе, безалиментной разведенке, поставили диагноз "рак молочной железы с метастазами в легкие и печень", когда ее дочери исполнилось 8 лет. Наташа в то время уже лет 5 боролась за передачу ей махонькой служебной однокомнатной квартиры, на которую по закону и по всем срокам имела полное, честно заработанное и дважды переработанное право. Она прожила еще 4 года, сцепив зубы, до последнего впахивая на лекарства и скромное семейное жизнеобеспечение, и умерла через месяц после получения документов. Она умерла очень счастливой, зная, что главное - она сделала.
Я вспомнила свой ужас при мысли о том, как моя бабушка жила бы на пенсию, если бы не было нас. Вернее, не от самой мысли, а от той беспомощности, которую я испытала, когда пыталась экспериментально разложить ее пенсию на квартиру, питание, лекарство, и никак не могла этого сделать - после квартиры и лекарств уже практически ничего не оставалось. А ведь она особенно ничем и не болела, ей не нужен был специальный уход и т.д. - так, по мелочи, сердечное там всякое, сосудистое...
Я вспомнила, как моя мама радостно сообщила мне, что купила себе и папе участок на кладбище - "ты представляешь, так удачно, рядом с бабушкой и дедушкой, и тебе в долги не придется влезать, если что". Повезло! Участок был маленький, кривенький и поэтому невостребованный, а мы его объединили с прародительским, получилась "семейная" могилка на четверых - самое то!
И как потом она плакала, съездив к подруге, у которой мама 15 лет лежит не вставая, и никаких денег хотя бы на дневную сиделку не хватит, и говорила - если со мной такое случится, придуши меня подушкой. Я не могу, чтобы вы так мучились!
Я вспомнила, как я везла ребенка на какое-то обследование в какую-то поликлинику за 10 остановок, а коляска никуда не влезала, и я перла его шестимесячного в ватном одеяле на отваливающихся руках, а потом вбивалась в переполненный автобус, а потом опять перла...
Я вспомнила, что вся моя жизнь - это какая-то бесконечная битва, в которой если я остаюсь женщиной, да еще с не до конца разрушенной психикой, то это - удача.
Постоянная практика выживания - не делает нас сильнее. Она делает нас жестче, но не делает нас лучше. Она не созидает нас, несмотря на вроде бы явные успехи, она нас разрушает, заставляя все время суетиться насчет завтра.
Чтобы добраться до души, приходится отскребать все это когтями, пытаться успокоиться, остановиться.
В конце концов, самое главное у меня уже есть - если нас всех кремировать, то на участок мы влезем и втроем.
Journal information